Сестра банкрота избежала убытков в размере 4,1 млн рублей за рост цены на дом, который продолжал использовать сам должник.
В 2012 г. Алексей Силаев заключил с сестрой Аллой Елькиной договор купли-продажи недвижимости за 2 млн рублей. В 2023 г. Силаев был признан банкротом. Суды признали сделку недействительной (мнимой), установив, что имущество формально передали сестре для сокрытия от кредиторов, но фактически им продолжал владеть должник. С Елькиной взыскали 2 млн рублей. Финансовый управляющий потребовал дополнительно взыскать с нее 4,1 млн рублей как убытки от изменения стоимости имущества с 2015 по 2024 г. Суды первой и апелляционной инстанций удовлетворили это требование. Кассация отменила акты нижестоящих судов, указав, среди прочего, что Елькина была лишь номинальным собственником, а реально имуществом владел сам должник (дело № А60-55372/22).
В рамках этого постановления суд кассационной инстанции обратил внимание нижестоящих судов сразу на два проблемных вопроса: возможность взыскания с номинального собственника неосновательного обогащения за период его формального владения активом и соотношение способов компенсации вреда кредиторов, отметила Евгения Тиханова, старший юрист Адвокатской конторы «Аснис и партнеры».
В первую очередь, по ее словам, суд кассационной инстанции отметил, что невозможно взыскание с ответчика неосновательного обогащения, если обстоятельствами дела подтверждается, что ответчик не получал какой-либо имущественной выгоды. В этой части суд кассационной инстанции обоснованно разграничил номинальных собственников и реальных бенефициаров, обратив внимание на позицию Верховного Суда РФ о том, что неосновательное обогащение всегда предполагает факт сбережения имущества.
Также, указала она, представляется, что весомым аргументом в пользу ответчика для суда кассационной инстанции стал тот факт, что в рамках обособленного спора о признании сделки между должником и ответчиком недействительной, суды уже установили, что на момент отчуждения имущества от ответчика добросовестному приобретателю стоимость актива не изменилась. Именно эту сумму (стоимость актива на момент формального получения ответчиком и на момент его продажи) суды и взыскали с ответчика, применив последствие недействительности сделки. При таких обстоятельствах взыскание с ответчика еще и неосновательного обогащения не отвечало бы компенсационному характеру гражданско-правовой ответственности. Также суд кассационной инстанции обратил внимание нижестоящих судов на соотношение способов компенсации вреда кредиторов, пояснила она.
В рамках этого банкротного дела суды уже взыскали с ответчика проценты за пользование чужими денежными средствами за период с момента отчуждения актива по настоящее время. Суд кассационной инстанции обоснованно отметил, что взысканием процентов фактически уже был возмещен вред кредиторам должника за отчуждение актива из имущественной массы, констатировала она.
«Представляется, что заявленное ФУ требование о возмещении убытков в размере еще и разницы стоимости актива явно не соразмерно и фактически тождественно уже взысканному с ответчика. В целом, позиция суда кассационной инстанции направлена на достижение баланса прав и законных интересов кредиторов и ответчиков в рамках обособленных споров. Суд кассационной инстанции в очередной раз напомнил, что сам по себе факт признания сделки недействительной не означает, что с ответчика в автоматическом порядке подлежат взысканию все возможные штрафные санкции», — прокомментировала Евгения.